Почему россияне поддерживают СВО: экзистенциальная битва с НАТО

Россия поддерживает войну не из силы разума, а из слабости духа: из страха перемен, привычки к телевизору и веры в мифы о своей «великой миссии». Пропаганда, имперская ностальгия, цинизм и страх репрессий — вот цемент, на котором держится «специальная военная операция».

Три с лишним года спустя после начала «специальной военной операции» официальные цифры опросов выглядят как манифест сплочения нации вокруг её лидера: 74–79% россиян одобряют работу Путина, а две трети поддерживают войну. На фоне экономических проблем в виде падающих доходов и растущих цен, а также международной изоляции это кажется парадоксом. Но если копнуть глубже, то всё объяснимо.

Причины поддержки войны среди значительной части россиян комплексны и связаны с историческими, психологическими и социально-политическими факторами. Вот некоторые ключевые соображения:

1. Государственная пропаганда: телевизор как святой источник истины

• На протяжении многих лет и особенно интенсивно с 2014 года российские государственные СМИ искусственно, сознательно и систематически формируют образ Украины как «анти-России», «враждебного государства», а Запада — как «угрозы».
• Телевидение и официальные каналы доминируют в информационном пространстве, особенно среди старшего поколения, создавая ощущение, что война — это «защита Родины».
• Альтернативные источники и каналы поступления объективной информации подавляются или блокируются («иноагенты», статья о «дискредитации армии РФ» и т.п.).

2. Экзистенциальная угроза: НАТО у порога

• Кремль транслирует идею, что Россия борется не с Украиной, а противодействует НАТО и «коллективному Западу», который якобы хочет уничтожить страну или по меньшей мере получить контроль над её природными ресурсами. Кремль внушает: «Если не мы, то нас». В такой телевизионной реальности война России — это не агрессия, а священная «защита Родины».
• Это усиливает чувство национальной мобилизации и оправдывает любые действия как «оборонительные», превращая конфликт в экзистенциальную битву.

3. Имперская ностальгия: величие на костылях памяти

• Распад Советского Союза, не выдержавшего конкуренции и «холодной войны» с Западом, был интерпретирован и воспринят многими россиянами как обидный исторический проигрыш, ставший ощутимым и болезненным ударом по самолюбию и национальному самосознанию.
• За неимением в новом тысячелетии сопоставимых со странами Запада успехов в развитии науки, новейших технологий, космонавтики, медицины, образования, инфраструктуры или уровня благосостояния населения, российская пропагандистская машина через свои СМИ непрерывно напоминает населению о большом размере страны, который в сознании многих россиян автоматически ассоциируется с «величием», и аппелирует при этом к исторической памяти народа о Победе в 1945 году, о первенстве и былых успехах в космосе и о былой военной мощи СССР, искусственно культивируя имперскую идентичность нации.
• В рамках этой имперской идентичности многие миллионы россиян, особенно родившихся во времена СССР, воспринимают Украину как «часть исторической России». Более молодому поколению то же восприятие навязывается средствами госпропаганды.
• Очевидная потеря влияния Кремля на постсоветском пространстве вызывает у многих россиян чувство унижения, а война при этом подаётся и рассматривается как способ «восстановить историческую справедливость».

4. Санкции: чем хуже, тем лучше

• Закономерные экономические трудности внутри страны интерпретируются как «цена за суверенитет и независимость», что усиливает сплочение вокруг власти.
• Пропаганда подаёт санкции как доказательство «правильности курса» и «зависти Запада». Чем хуже от санкций и изоляции, тем больше уверенности, что «мы всё делаем правильно».

5. Конформизм: молчание — золото, особенно когда светит уголовка

• В условиях репрессий и уголовной ответственности за антивоенные высказывания люди предпочитают поддерживать официальную линию или молчать. В условиях репрессий и уголовного преследования за антивоенные идеи и слова молчание или лояльность являются безопасными стратегиями.
• Даже те, кто сомневается, часто публично выражают лояльность, чтобы избежать проблем.

6. Рационализация: проще верить, чем думать

• Когда война длится долго, людям проще убедить себя в том, что она «необходима», чем признать ошибочность такого мнения. Признать ошибку — больно. Проще убедить себя в том, что война «необходима», чем признать бессмысленность жертв.

В итоге поддержка войны — это результат комплексов и исторических обид из-за уязвлённого «величия», желания верить в «великую миссию» России, страха перемен и привычки «к телевизору» вкупе с нежеланием или неспособностью самостоятельно искать, находить и осмысливать объективную и правдивую информацию.

Как результат, большинство населения страны живёт в иллюзорном мире, где правда — это то, что сказали в вечерних новостях. И хотя эти новости имеют отдалённое отношение к реальности, тем не менее, эта вымышленная картина мира весьма приятна собственному самосознанию той части российского населения, которая не отягощёна критическим мышлением, этическими дилеммами или муками совести.

Такие россияне не замечают абсурдности того, что «экзистенциальная битва» с НАТО происходит в Донбассе, а не в Оклахоме, или того, что «цена за независимость» теперь включена в цену гречки по 200 рублей, которой питаются пенсионеры.

И пока этот иллюзорный мир не рухнет, о чём россияне смогут узнать по эху от пустых прилавков магазинов, очередям за продуктами, бензином и спиртным, а также по пустому холодильнику и неподъёмному счёту за коммунальные услуги, по всей видимости поддержка войны будет столь же прочной, как вера во «вставание с колен».